— У меня нет объяснений!
Обычно Майк оставался на работе до вечера; это было лучше, чем все остальное, что он мог в настоящее время делать. Но после ухода Линн он почувствовал, что не может относиться терпимо к шуму и активности, которые окружали его.
Он вышел на улицу и, не подозревая об этом, остановился на том же самом месте, где раньше стояла Линн, размышляя о тающих на ее глазах возможностях выбора.
Словно в насмешку или по иронии судьбы, день выдался чудесный.
Ему хотелось разнести что-нибудь вдребезги кулаком.
Он тронулся в путь. Это было нелегко, но уже не так трудно, как тогда, когда каждый шаг причинял острую боль в боку. В конечном счете он сел на автобус и немного проехал.
К середине дня он оказался в районе порта.
Для рабочего дня он был очень оживлен. Чайки быстро слетали вниз, чтобы подхватить угощение, которое бросали им дети. Было много гуляющих и велосипедистов, два киоска с мороженым. Он увидел торговца, продающего хот-доги, и на секунду вспомнил о нетронутом пакете с ленчем, который остался в мусорном ящике участка, но он по-прежнему ничего не хотел есть.
Он остановился рядом со скамейкой и опустился на нее. Отсюда было хорошо видно находящееся чуть дальше по улице здание, в котором жила Линн. Казалось, от ее квартиры исходил какой-то магнетический сигнал.
Он считал, что выполнение решения о прекращении каких-либо личных отношений с Линн, было относительно простым делом.
Но сегодняшний день выявил тот факт, что ситуация была не так проста и имела скрытые пласты, углы и тайники.
Ему даже не хотелось знать, какое из возможных объяснений того, что могло или не могло происходить, является верным.
Он не был уверен, что у него есть выбор.
Он поднялся и прошел еще немного вперед, сознательно удаляясь от дома Линн.
Он думал о списке, который составил для Линн. Она оставила его на столе.
Он остановился и посмотрел на свое отражение в витрине магазина, торгующего футболками. «А что ты ожидал от нее?» — спросил он у отражения. Что после того, что на нее свалилось, она кивнет, схватит карандаш, склонится над списком и начнет анализировать и решать, кто же из ее ближайших друзей и родственников решил занять место ее мучителя?
Он заставил себя остаться на месте и продолжал смотреть на самого себя, пока формулировал следующий вопрос, тот, который мучил его весь этот день.
Неужели это она? Неужели она сама заняла место маньяка?
Может, ей было нужно внимание — друзей, сотрудников и семьи? Внимание полиции или его самого?
Может, это манера поведения, свойственная свихнувшейся знаменитости?
Может быть она настолько не в себе, что не осознает, что сама делает это?
Он еще долго стоял на этом месте, рассматривая свое бесстрастное лицо.
— Возьми небольшой отпуск, — сказала Вики Белински. — Хорошенечко отдохни.
Линн сжала телефонную трубку:
— И тогда?
— Тогда увидим.
Линн было не до игр в вежливость.
— Вики, произнеси это, пожалуйста. Я хочу знать, каковы намерения КТВ. Вы видите возможность проведения пробного показа в ближайшие два месяца? Или вы откладываете его на неопределенный срок?
Последовало молчание, затем из Калифорнии донесся вздох.
— На неопределенный.
В последующие дни Кара приходила на работу и выполняла свои обязанности, Линн делала то же самое, и этим их общение ограничивалось.
Линн старалась пройти через это, надев на себя маску общественного деятеля. Улыбка, пожатия рук. Берешь манеру поведения перед камерой и придерживаешься ее все время. Чтобы она помогла притворяться, что все в порядке.
Она не осмеливалась не притворяться. Не осмеливалась быть уязвимой.
Деннис вызвал ее для разговора, в котором чувствовался отзвук некоторых вопросов, брошенных ей в лицо Карой: не было ли у Линн каких-нибудь проблем с наркотиками? при чем здесь собака Кары? было ли это местью, направленной против нее и Кары?
Только по ночам, в одиночестве, она могла опускаться до состояния подавленной, испуганной и всех подозревающей женщины, которая и была тем истинным человеком, скрывающимся под обличьем очаровательной и уверенной в себе телевизионной ведущей.
Она продолжала принимать транквилизаторы, купленные в аптеке, но старалась делать это как можно реже.
В пятницу она должна была пойти к зубному врачу. Она хотела отменить посещение, но потом передумала; она и так слишком долго откладывала этот визит.
Ощущение физического дискомфорта было своего рода облегчением. Телесная боль вытесняла все другие. И она знала, как с ней справиться, знала ее особенности и пределы.
Она должна была искать облегчение там, где это было возможно.
— Сегодня вечером он поболит, — сказал врач, когда закончил свою работу. Он был сострадательным человеком, который ненавидел причинять боль другим, и был склонен преувеличивать болевой порог своих пациентов. — Я дам вам несколько таблеток перкодана и выпишу рецепт, чтобы вы купили еще.
— Спасибо, не надо, — сказала Линн.
— Возьмите. Они вам понадобятся.
— Я специально наметила это посещение на пятницу, — сказала она, с трудом двигая одной половиной лица. — Мне не нужно выходить на работу до понедельника. К тому времени со мной все будет в порядке.
Доктор Гуриан покачал своей лысеющей головой:
— Сегодня вечером в восемь я собираюсь есть омаров в Велфлите. Я не собираюсь возвращаться раньше утра понедельника. Вы что, хотите испортить мне уик-энд, заставив меня беспокоиться о вашем состоянии?